Я родился в середине второй ступени двадцатого века, а теперь, когда он использовал столь первое слово, ОЧЕВИДЕЦ, для названия своей книги, тянется последнее десятилетие драматического и трагического, но, наконец, великого, всё-таки того же века.

… Хочу рассказать современникам и потомкам о времени, очевидцем которого был. Надеюсь, что я был очевидцем, но не соглядатаем, не праздным зевакой.

Невозможно рассматривать ХХ век как вереницу множества ошибок, неудач и катастроф. Думаю, что он, двадцатый, столь же драматичен и трагичен, как и другие трудности. Наши люди и народы живут надеждой и поиском, точно так же, как и звучат времена.

… Многие события, преднамеренно или непреднамеренно попавшие в поле зрения, не раз потом, на некотором расстоянии, оказывались не историческими, то во всех случаях значимыми.

В середине двадцатых годов наша семья воссоединилась в Москве – мы жили в четвёрке в крохотной комнате в Кривоарбатском переулке и на себе получили все новаторские попытки создать новую систему советского образования. Но, несмотря на наше подопытное положение, мы кое-чему научились. Заведующей школой была, как ни странно, бывшая владелица и директриса гимназий, принесенная в наркомпросовский хаос свою старую верную систему.

Многие школьные сотоварищи стали крупными учёными и академиками, Келдышем, Артоболевским, Красновским, Бабакиным – называют лишь нескольких.

Почти все учителя, как наследие дореволюционной гимназии, так и патриархальные устои без особых аспектов жили с возникающим пионерским движением, а в последней тенденции – с комсомольской ячейкой и изменчивыми зигзагами новой педагогики.

Папа - Долматовский Арон Моисеевич (1880-1939) – член Московской коллегии адвокатов, доцент Московского юридического института, профессор. Арестован 28 марта 1938 г. Осуждён по обвинению в контрреволюционной деятельности. Расстрелян 20 февраля 1939 г. Реабилитирован 18 декабря 1954 г.


Находясь на обучении в Гейдельберге, Арон Моисеевич в 1905 году заключил брак с Аделью Марковной Ингал, уроженкой Ростова-на-Дону, происходившей из купеческой семьи. Она училась в Швейцарии, знала 5 языков, впоследствии всю жизнь работала в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина.

... И папа, и наша мама чрезвычайно сдержанно рассказывали о своём многолетнем пребывании за границей, но не от них, а из одного исторического романа о начале века я узнал, что Арон Долматовский был связной большевистской газеты «Искра», и я запоздало загордился его революционным прошлым... («Очевидец» стр. 10)

Нашелся у школы и свой летописец: уже в новые времена, в другой половине века, появился роман «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова (он был в школе моим пионервожатым).

Могу сказать, что школа, патриарх наш Арбат и родители – вот что содействовало формированию моей ранней жизни.
Мама за годы, прожитые за границей, в совершенстве овладела французским и немецким языками и пыталась обучить их премудростям и меня и брата. Больших успехов мы не достигли, но некоторые основы она в нас заложила.

Отец всегда считал своих детей взрослыми, я за это навечно ему благодарен. Получив в Гейдельберге философское и юридическое образование, он превыше всего поклонялся и исповедовал ПРАВО, как основу общества… Его приглашали в Наркомюст (Народный комиссариат юстиции), ещё иногда в Наркоминдел (Народный комиссариат по иностранным делам), если готовились проекты законов и международные договоры и соглашения, и он очень гордился, что к его мнению прислушиваются.

… Мне было, наверное, тринадцать лет, а брату четырнадцать, когда у нас дома состоялся бурный семейный совет. Отец рассказал, что ему предложили участвовать в готовящемся процессе над вредителями в угольной промышленности, что будет очень громкий суд, проводиться публично, в Колонном зале Дома союзов. Что на скамье подсудимых будет больше пятидесяти человек, а трое из них – немецкие специалисты. И вот одного из этих немцев назначают защищать нашего отца.

Как мы закипели! Неужели ты согласился защищать вредителя и шпиона? Наша пионерская честь не допускает подобного!
Отец сдержанно и спокойно объяснил нам, что вредителем и шпионом называется только тот, чья вина раскрыта и доказана, что советский суд должен разобраться, в чём человек обвиняется и установить, в чём виноват. ... Убедить своих сверхидейных сыновей отец так и не смог… («Очевидец», стр.14)

Долматовский, Е. А. Очевидец : книга документальных рассказов о жизни автора и его современников в XX веке, в советское время : [12+] (Текст: электронный)

Книга представляет собой документальное и автобиографическое повествование о событиях ХХ века, сопряженных с судьбой автора. Ему довелось пройти дорогами Великой Отечественной войны от первого до последнего дня.

Отдельные главы посвящены Б. Л. Горбатову, В. С. Гроссману, В. Д. Дудинцеву, Р. Л. Кармену, М. Е. Кольцову, А. П. Платонову, К. М. Симонову, С. С. Смирнову, а также знаковым политическим и военным деятелям ушедшего столетия. Книга сложилась в начале 1990-х годов, однако не вышла в свет при жизни писателя. В настоящем издании полностью восстановлено авторское повествование, отсечены позднейшие наслоения частичных посмертных публикаций.

.. Как это ни удивительно, немецким специалистам, в том числе подзащитному отца, был вынесен оправдательный приговор. По своей наивности отец считал, что революционная законность восторжествовала. Догадывался ли он, что своей бескомпромиссной и честной позицией он подписал себе смертный приговор? Его вера в закон и в законность была жестоко наказана...

В 1933 году отец был назначен защищать иностранцев, обвиняемых по делу о вредительстве на электростанциях, - на этот раз английских инженеров… С трибуны Колонного зала он прямо заговорил о «моральном давлении» на одного из своих подзащитных. С ним состязался в споре опытный крючкотвор и демагог А.Я. Вышинский, тогда пользовавшийся немалым авторитетом в государстве. По существу, А.М. Долматвский стал не защитником, а обвинителем, первым заговорившим о незаконных методах следствия и разрушившим заранее подготовленный сценарий процесса.

… Его подзащитные были оправданы. Это произошло накануне того, как страну захлестнула чудовищная эпидемия клеветы и человеконенавистничества, принёсшая миллионы невинных жертв и исказившая в истории идею и образ советского государства…

Я в последний раз в жизни видел отца, когда уезжал на Дальний Восток. Его арест был для меня страшным ударом. Годы перед войной и по возвращении с фронта я отчаянно боролся за его освобождение… («Очевидец», стр.16)

В 1932-1934 годах работал на строительстве московского метро. Призыв добровольцев на строительство первой очереди московского метро привёл его на двенадцатую шахту. … Мы участвовали в строительстве первой линии метро, продолжали работать на второй, но уже постепенно перебирались на студенческую дорогу, не прерывая связь со своей комсомольской бригадой… («Очевидец» стр.29)

Первая книга лирических стихов Долматовского была опубликована в 1934 году. В 1937 году закончил Литературный институт.

Эта книга о малоисследованных страницах Великой Отечественной воины.
Евгений Долматовский рассказывает о подвиге воинов 6-й и 12-й армий. Вместе с другими армиями они приняли на себя первый удар фашистских полчищ, своим беззаветным мужеством задержали врага на Украине на подступах к индустриальным районам страны. Автор — очевидец событий — подкрепляет свой рассказ документами, свидетельствами других участников боев, материалами юных следопытов.

«… Самый важный вывод, к которому приходишь, склоня­ясь над кипами если не документов, то свидетельств, таков: за два с небольшим десятилетия жизни Советской страны к 1941 году в народе вызрело обостренное чувство патрио­тизма, обернувшееся на полях сражений, при явном тогда военном преимуществе противника, неслыханным мужест­вом, ни с чем не сравнимой верой в Победу.

Мы преодо­лели непреодолимое, выстояли. Тем дороже каждый эпизод, каждое проявление советского патриотизма. На фоне тяже­лых и горьких событий еще ярче светятся подвиги защитни­ков Родины…»
(Е. Долматовский «Зелёная Брама»)

… Постепенно, может быть, для самого себя незаметно, как и другие молодые поэты тех лет, я стал стихотворцем, пристёгнутым, что ли, к Красной Армии. Впрочем, это не было выбором темы, романтическим увлечением. Пахло порохом, мои сверстники шли добровольцами на флот, в автошколы…

Не успев в Испанию, я искал своё место в антифашистской борьбе. Тогда нам казалось, что рубеж схватки – Дальний Восток, и мне посчастливилось оказаться там. В Приморье, у бухты Посьет, я нашёл друзей в пограничном отряде… («Очевидец» стр. 18)

... В 1938 году, возвращаясь с книгой «Дальневосточные стихи» с Дальнего Востока, я заряжен был твёрдым решением: навсегда свяжу свою жизнь с Красной Армией, стану её поэтом, буду её солдатом. … Стихи из привезённой мною рукописи были опубликованы в журналах, замечены и читателями, и критикой… Но стихи жили как бы отдельно от меня, а моя жизнь была просто ужасна… («Очевидец», стр. 19).

Клеймо сына врага народа и его «обычные» последствия: недоверие, презрение, невозможность работать.

В 1939 году был награжден орденом «Знак Почета» за сборник «Дальневосточные стихи» и чудом избежал комсомольского разбирательства. В том же году Евгений Аронович получил военное звание «интендант третьего ранга».

В фильме «Истребители» (1939), где звучала песня «Любимый город» на стихи Евгения Долматовского, в титрах рядом с его фамилией было указано — «орденоносец». Песню исполнял Марк Бернес.

Был на Финской войне. С началом Великой Отечественной получил назначение на Юго-Западный фронт в редакцию газеты «Звезда Советов» (6-я армия) военным корреспондентом. Прибыл к месту назначения в последних числах июня 1941 г.

… Весь июль я провёл в отступающих дивизиях 6-й армии. Мы отходили по красивым нивам, среди васильков и маков, оставляли сёла, словно нарисованные Куинджи, и местечки, написанные Шагалом.

В середине июля я оказался свидетелем боя за город Бердичев. Мы сами не знали, что нанесли противнику немалые потери. Немецкая история войны поведала о многих наших победах. Которые тогда были включены в отступление и казались только нашим поражением. За месяц на фронте я не только в отступлении участвовал, я видел, как сражались пограничники, как держались гарнизоны дотов укрепрайонов…

… Нас подняли по тревоге, мы вступили в бой на окраине Умани, к перу прировняв штык, если можно так перефразировать Маяковского… Типография газеты «Звезда Советов» прекращала своё существование: нам надлежало уничтожить печатные машины, а потом сжечь грузовики, зарыть поглубже наборные кассы… Поскольку наша журналистская деятельность временно прекращалась, мы превращались в рядовых бойцов сборного воинства, готовящегося к прорыву из окружения... («Очевидец» стр. 40)

Попал в окружение, контузия, тяжёлое ранение в голову и руку. Был взят в плен.

…Умань, Подвысокое, конечно, лишь эпизоды великой битвы. Но сражавшиеся в том кольце — я повторяю это вновь и вновь — не менее чем на две недели сковали силы врага в направлении Днепропетровск, Запорожье, Донбасс и на подступах к Киеву. В Бресте и Перемышле, в Подвысоком и Киеве, в Одессе и Севастополе, в Могилеве и Смоленске убивали и убили «блицкриг»!...

…Обязанность, возложенная на меня суровыми и мрачными кадровыми командирами – бежать и рассказать о нашей трагедии, - заставляла меня во что бы то ни стало набираться сил, а сил не было. Страха смерти я не испытывал, вероятнее всего, потому, что уже считал себя мёртвым, а то, что вижу (пусть раздвоенное изображение), дышу (пусть с хрипом), хожу (пусть волоча ноги и пошатываясь), ем (пусть жалкий кусочек квёлого хлеба) – это уже по ту сторону добра и зла.

Ранение в голову нарушило ход мыслей: они путались, недавнее вспоминалось как доисторическое, путались в голове свои и чужие стихи. Я решил во что бы то ни стало всё запомнить, что я должен передать советскому командованию. Но память проваливалась, как в яму…
Вторая попытка побега оказалась труднее первой, но удачнее.

… Мы вырвались из ряда, помчались вниз по откосу без оглядки. Видимо, под откосом мы оказались в мёртвом пространстве – пули конвоиров свистели над нашими головами.

Май 1945 г. Берлин

3 мая 1945 г. Г.К. Жуков со своими боевыми товарищами – членами Военного Совета Первого Белорусского фронта осматривает Рейхстаг

Май 1945 г. Берлин. Рейхстаг

Погони не было – конвоиры были уверены, что их пули всё равно нас настигнут… Мы ворвались в ивняк, продрались сквозь кусты. Там текла речка. Рухнули на землю. Силы иссякли. Мы валялись у речки в мягком болоте, лицами вниз. Мы ещё не знали, спаслись мы или погибли…

Стало совсем темно. Мой товарищ поднялся первым и помог мне встать. Мы обнялись и пошли вдоль речки, вернее, по её мелкому руслу. Вскоре добрались до околицы деревни, зашли в хату. Молчали. Хозяин хаты спросил:
- Это вы весь день в лозняке лежали?

Он не удивился. Тогда вообще не удивлялись. Мы попросили его достать гражданскую одежду. Он порылся в рундуке, нашёл какие-то лохмотья... Добрый человек предложил нам переночевать в сарае, но мы торопились скорее убраться с места побега и, поблагодарив, вышли. Стали так, чтобы последняя полоска заката оказалась сзади нас, и двинулись к своим – на восток…

В ноябре 1941 года перешёл линию фронта. Были проверки в особом отделе. Избежал лагерной участи многих бывших военнопленных.

… Я явился в Воронеж 8 ноября уже в сумерках, доложился в Политуправлении фронта. Вид меня был, наверное, такой, что меня хотели тут же упрятать в лазарет. Правда, отпустили до утра, но уже до рассвета за мной приехали из особого отдела. Из вопросов, которые мне торопливо задавали большие начальники, я понял довольно быстро, что здесь, в особом отделе, а может быть, и вообще в штабе фронта, никто ничего не знает о гибели 6-й и 12-й армий в районе Умани и лесного урочища Зелёная брама.

Я не испытывал чувства страха. После того, что я видел, пережил и испытал в «Уманской яме», что видел, пройдя тысячу километров по оккупированной Украине, сколько раз погибал и умирал, мне просто невозможно было чего-то бояться.

С момента перехода линии фронта я пребывал в состоянии абсолютного, если можно так выразиться, физического счастья. Только оно владело мной целиком и полностью. Если бы я сейчас грохнулся бы и умер, то умер бы абсолютно счастливым человеком.

Советские и американские воины, встретившиеся на Эльбе, следуют в расположение штаба 58-й Гвардейской стрелковой дивизии. В центре – командир 58-й гвардейской стрелковой дивизии 5-й гвардейской армии генерал-майор В.В. Русаков и командир 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии генерал Эмиль Рейнхард.
Вердау. Апрель 1945 г.
Музей Российской армии. г. Москва

Но и сквозь пелену радости я ощутил, что допрашивающие меня начальники чем-то взволнованы и растревожены. Им-то чего волноваться? Они дома, на своей земле…

… Меня оставили в комнате с двумя стенографистками, предложили рассказать всё, что помню, а они стенографировали по очереди. Мне было отпущено на эту диктовку сутки. Наверное, рассказ мой был страшен – одна из стенографисток дважды падала в обморок, к ней вызывали врача. Начальники торопили нас, и я уловил разговор, что стенограмма должна быть срочно отправлена в Москву...

… Я оказался одним из первых, вырвавшихся из этого страшного лагеря и рассказавшим о нём по центральному московскому радио.

После войны на Нюрнбергском процессе над главными военными преступниками шла речь и об этом фашистском аде ... Уманский лагерь… «Уманская яма» ... («Очевидец»)

В январе 1942 года вернулся в строй в звании батальонного комиссара.
Прошел самые горячие точки Великой Отечественной войны – Сталинградскую битву, Курскую дугу, форсирование Днепра и штурм Берлина. Воевал в дивизии полковника Родимцева, с которым они были дружны ещё с 1939 года. Под Сталинградом получил ранение ноги, его, раненого, вынес на своих плечах писатель Василий Гроссман.

25 апреля 1945 года произошло событие, вошедшее в историю.
58-я дивизия (1-й Украинский фронт, 5-я гвардейская армия) встретилась с 69-й пехотной дивизией 1-й армии США соединились на ряде изгибов Эльбы. Евгений Долматовский был очевидцем этого события. Свои впечатления описал в стихотворении «На Эльбе».

… Наверное, больше всего на меня произвела впечатление встреча с советскими освобождёнными гражданами, шедшими оттуда, с запада. Впрочем, и из восточной части Германии, уже освобождённой нашими войсками, шли французы, югославы, голландцы, бельгийцы, скандинавы. Грандиозной была эта переправа! Я был на Эльбе всего несколько часов и сразу же помчал свой «виллис» обратно на бельгийскую автостраду…

В мае 1945-го военный корреспондент Долматовский присутствует на подписании Акта капитуляции Германии. Его заметки публикует газета «Красная Армия».

«К 15 часам 2 мая 1945 года завершилась историческая битва за Берлин. Это был великий день торжества советского народа, его Вооружённых Сил, наших союзников в этой войне и народов всего мира.

Утром 3 мая вместе со своими боевыми товарищами осмотрели рейхстаг и места боёв в этом районе и мы – Военный совет Первого Белорусского фронта. Каждый шаг, каждый кусок земли, каждый камень здесь яснее всяких слов говорили, что на подступах к рейхстагу и в самом здании шла особо ожесточённая борьба.

При входе колонны и стены рейхстага были уже испещрены надписями наших воинов. В лаконичных фразах и простых росписях солдат, офицеров и генералов чувствовалась их гордость за советских людей, за Советские Вооружённые Силы, за Родину, за ленинскую партию. Поставили и мы свои подписи, по которым присутствовавшие там солдаты узнали нас и окружили плотным кольцом. Мы беседовали о жизни, о победе, о будущем…

… Участник Берлинской битвы поэт Евгений Долматовский разыскал многих товарищей, расписавшихся на рейхстаге, рассказал об их сегодняшней жизни, об их боевом пути. Не все, кто поставил свою подпись, вели бой непосредственно за рейхстаг: ведь даже с других фронтов приезжали в Берлин расписываться. Но каждая подпись на задымлённых камнях – это приговор фашизму, вынесенный советскими людьми-победителями. Поиск, предпринятый поэтом, убедительно рисует и раскрывает характер фронтовика, защитника Родины: завершив войну, солдат либо оставался в Вооружённых Силах и став опытным военачальником, либо столь же вдохновенно трудится в народном хозяйстве. На страницах этой книги я встретился с энергичными, сердечными, бодрыми, закалёнными в боях советскими людьми, вырастившими достойных сыновей…

Вот они, победители, славные советские воины, верные сыны Отчизны.
Мне хочется пожать руку каждому из них, горячо поприветствовать
и пожелать счастья в жизни и труде.»

… Книга «Очевидец» готовилась в романтической всё же надежде, что будет востребована, а нет – так явится документом, выполненным долгом перед живыми и чаще, увы, мертвыми, сберегаемая надёжными стенами государственного архива.

... В ней немного персонажей, отягчённых бесчестьем. И практически нет их имён. Автор словно не хочет марать ими страницы этой горькой и светлой книги. Но сколько прекрасных человеческих поступков, больших и, казалось бы, вовсе незначительных создают коллективный портрет этого непостижимого сегодняшним циничным умам поколения – будь то своенравный маршал Жуков или чекист Гриша Коцюбенко, следователь, проверявший бежавших из немецкого плена писателей…

Эта книга, выпускаемая архивом, может быть, не раз увлажнит слезами глаза читателя. Одна лишь недлинная сцена захоронения армейских знамён, попавших в окружение армий, - высокая трагедия, без единого слова о долге или патриотизме.

Автор «Очевидца» всё время старается отойти в тень, выдвигая на первый план персонажей, которых он хочет оставить в истории – громкие имена здесь равноправны с безвестными до сего момента. И всё ж за столь свойственной поэту самоиронией в цепи исторических событий вырисовывается его собственная подлинно героическая биография, едва ли не самая драматическая среди всех выживших военных корреспондентов.

Он успел узнать, что при жизни его именем была названа малая планета №3661, и даже написал стихи:

А та планета будет отраженьем
Звезды, что на пилотке я носил,
Седой мечтатель, бывший мальчик Женя,
Не разбиравшийся в судьбе светил.

Галина Долматовская

Осенним днём 1993-го у ворот Литинститута неумелый водитель сбил Евгения Ароновича. От удара зашевелился осколок, оставшийся в голове с военных времён, приведя через месяцы к трагическому концу.
10 сентября 1994 года он умер. Похоронен на Донском кладбище Москвы.

В выставке использовались: Литература из фонда БИК; PNG-клипарты с сайта: Hiclipart -Сообщество дизайнеров; фотография студентки Финансового университета при Правительстве РФ: Ивановой Софии Игоревны, группа ЮЭП22-2; фотографии из музея Российской армии, музея техники Вадима Задорожного, фотографии с видами Москвы из личного архива.